Революция между Германией и Киргизией

Недавно узнал, что во время моего пребывания в СИЗО, некоторые левые интеллектуалы всерьёз обсуждали, следует ли считать меня реакционером из-за давнего детского поста, критикующего революционный потенциал толпы, и спорили, стоит ли мне по этой причине вообще помогать. Очень умилился.
Пост, который почему-то активно цитируется, недавно был заморожен Abuse Team ЖЖ за разжигание, но его цитируют на Луркморе, например.

В принципе, это весьма интересный феномен, присущий интернету. Позиция человека может изменяться, и эти изменения сохраняются: эдакая коллекция черепов Наполеона из анекдота. Меняется слог, меняется образ мыслей, меняются политические воззрения и личные пристрастия. Но, при этом, прошлое и будущее существуют одновременно, вы можете подряд читать противоречащие друг другу мысли одного и того же человека, высказанные с интервалом в несколько лет. Если читать поверхностно и в неправильном порядке, то очень легко сформировать ошибочное мнение.
На самом деле, то же самое можно сказать и о многих авторах доэлектронной эпохи, ранние труды вполне могут противоречить поздним. Но при чтении бумажной литературы отсутствует фактор интерактивности, читатель не ведёт диалога с автором и вынужден более вдумчиво и последовательно изучать его наследие. А вот автор блога и его читатель находятся почти в одной весовой категории, фактически являются равноценными участниками творческого процесса. Электронный читатель с самого начала настроен куда более критично чем бумажный, он более резок и бескомпромисен в своих оценках. Иногда эти оценки бывают на редкость глупыми.
В общем, осуждать меня за пост, написанный до 2009 года – всё равно, что стыдить тем, что в детстве я срал в штаны.
Действительно срал и ничуть не стесняюсь этого факта.

Но учитывая то, что текст цитируется и обсуждается, выскажу свои сегодняшние мысли по поводу массовых беспорядков, а также об эволюционном и революционном пути социальных преобразований. Давно хотел.

Для начала нужно понять, что “массовые беспорядки” – штука весьма относительная. Для жителя европейской столицы дымовые шашки в витринах и пара сожженных машин – уже чудовищный беспредел и крушение всей картины мира. Для жителя какой-нибудь африканской республики стрельба на улице – привычная деталь ландшафта.

Так что под беспорядками следует понимать события выходящие за пределы привычного обывательского существования, способные нанести определённый материальный вред окружающим.
Я совершенно ошибочно проводил параллели между революционной толпой и толпой озверевших обывателей, смешивал эти понятия. Они отличаются принципиально, мотивация действий не менее важна чем сами действия. Конечно же, нужно понимать, что при любых настоящих массовых беспорядках (аля Киргизия) ряды революционеров неизбежно будут разбавлены мародёрами и любителями безнаказанного насилия. Но это отдельный вопрос, который следует разбирать в первую очередь не в контексте оправдания или порицания силовых методов, а в контексте сотрудничества революционеров и простых граждан. На этой теме я сейчас останавливаться не планирую, довольно-таки глупо обсуждать возможные способы управления возмущённой толпой в стране, где покорность является синонимом добродетели и возмущение не покидает пределов кухонь и двориков.

Итак, есть ли смысл в политическом насилии?
Здесь очень важно время и место. Black Block в Западных странах и в Украине/России имеет совершенно различную природу и находится в разных условиях. Под чёрным блоком я имею ввиду не просто модных парней в чёрной одежде, а активистов, склонных к погромам и к столкновениям с полицией.
В Европе Black Block, как правило, выходит на улицу вместе с легальными организациями, выделяется из их числа и вносит в происходящее элемент лёгкого криминала. Любая протестная активность давно превращена в элемент буржуазной культуры, власть практически не противостоит активистам, они могут сколько угодно высказывать свой протест, но это протест обращенный в пустоту, легальность обесценила радикальное высказывание. Провоцирование конфликтов – один из немногих оставшихся эффективными способов привлечь внимание, насилие очень трудно превратить в конформизм.
Разумеется, без должной рефлексии бить витрины Макдональдса – это глупость и дикость, но звон разбитого стекла может заставить окружающих встрепенуться и задуматься о том, что же происходит на самом деле. Шанс маленький, потому что мало кто обращает внимание на звон стекла где-то на улице. Чтобы обывателя действительно проняло, нужно переступить последнюю грань: прийти к нему домой, выломать дверь, поджечь ковёр, распотрошить альбом семейных фотографий и равномерно усеять пол осколками телевизора. Но прямое вторжение революции в личное пространство в условиях сравнительно-сытой и благополучной Европы уже не оправданно. Те изменения, за которые там ещё имеет смысл бороться, не могут оправдать насилия по отношению к невинным. Нужна долгая и кропотливая образовательная работа с населением, нужно искать новые подходы к поиску взаимопонимания, нужно не запугивать обывателя, а потихоньку склонять его на свою сторону. Каким бы эффективным не казалось насилие, в цивилизованных странах его нужно использовать крайне избирательно и только лишь в действительно-необходимых случаях. Насилие со стороны власти в Европе, как правило, является ответным, куда реже превентивным и уж совсем редко – несоразмерным и немотивированным. Повышение градуса борьбы в такой ситуации – не самая разумная цель. Чем-то это может напоминать попытку нагреть озеро кипятильником: температура всё равно не изменится, а вот кипятильник, скорее всего, сгорит.
Проще подождать пока озеро нагреется солнцем, скоро рассвет.

Но это в Европе.
А у нас солнце затянуто тучами. Перед русскими и украинскими активистами стоит проблема совершенно иного рода: власти наращивают градус агрессии быстрее чем мы. В России “Монстрация” является достаточным поводом для обвинений в экстремизме, в Украине вас могут посадить на 4 года по высосанному из пальца обвинению просто потому, что следователю Шайхету хотелось кушать, а его начальнику не хочется подставлять такого перспективного молодого сотрудника, продажные церковники, при поддержке столь же продажных муниципальных чиновников, могут пытаться упрятать вас за решётку, чтобы скрыть свои махинации. Для того, чтобы ваш протест был расценен как угроза обществу, ему совершенно не обязательно включать какие-то насильственные элементы, любые попытки борьбы за свои права, кроме заведомо-конформистских, спонсируемых властью проектов, воспринимаются как криминал. Так что возможные столкновения с представителями власти – это не эскалация конфликта с нашей стороны, а необходимая самооборона от неправомочных действий сотрудников милиции. Если бы люди на московском марше 19-го января не били неверных ментов и не прорывали кордоны – задержания были бы куда более массовыми и шествие было бы сорвано. Физическое противостояние власти в наших условиях диктуется отнюдь не стремлением привлечь к себе внимание или желанием покуражиться. Это необходимость. Если европейцы выезжают на сафари за трофеями, то мы вынуждены обороняться от медведей, гуляющих по улицам. Впрочем нужно понимать, прямое столкновение со зверем – это последнее к чему стоит стремиться. Нужно до последнего действовать в рамках закона, пока нарушения со стороны власти не станут непропорционально-большими и не начнут представлять реальную угрозу. Работа в легальных рамках очень важна, потому что она облегчает путь тем, кто придёт следом за нами. Надеяться на свержение власти силовым путём всё равно не приходится: даже в случае победы неподготовленное к преобразованиям общество начнёт отстраивать привычные государственные механизмы в ещё более гротескной форме, Реакция неизбежна. Те же самые менты, которые пытают людей сегодня, будут пытать их и после революции, просто потому, что других у нас нет, а жить без ментов общество пока не умеет. Нормальному человеку вообще не пристало идти служить в органы, туда отправляются исключительно моральные калеки с нарушенной социализацией, случайно-затесавшиеся хорошие люди либо сбегают, либо вскоре получают профессиональную деформацию личности и мутируют. Средний человек не станет ментом, туда отбираются худшие. Постсоветский обыватель традиционно испытывает смирение и одновременно с этим ненавидит власть. В сумме это выливается в полную социальную апатию: нежелание противопоставить себя системе сочетается с нежеланием становиться её частью и преобразовывать изнутри.
Настоящая революция должна произойти в умах, и вряд ли мы успеем провести её за одно поколение.

Третий вариант – это некая условная сферическая Киргизия в вакууме. Страна третьего мира, где налёт цивилизации ещё тоньше, чем у нас.
Там всё просто: убей мента или он убьёт тебя. Если в Европе активисты сами часто провоцируют полицию на стычки, у нас мент бьёт первым и иногда приходится обороняться, чтобы не дать убить себя или изувечить, то в этих странах менты не бьют, а стреляют по толпе на поражение из АКМ. Конфликт между человеком и властью обострён до предела, революция диктуется не идеалистическими мотивами, не желанием построить лучший мир, а просто банальным желанием выжить. Сожжённые машины, грабежи, мародёрство – это мелочи на которые даже неудобно обращать внимание: какие машины, когда тебя в любую секунду может задеть шальной пулей. Рефлексировать по поводу нарушения права на частную собственность в то время как власть в любую секунду нарушает твоё право на жизнь – смешно.
Но нам следует помнить: мы пока что не в Киргизии. В нас никто не стреляет, у нас есть защищённые законом, пусть и постоянно нарушаемые права, но их соблюдения при должном нажиме можно добиться и вполне законными средствами.

Украина, да и Россия тоже, сейчас находятся на развилке. Мы можем плавно перейти к первой условно-европейской схеме, а можем – к третьей, условно азиатской.
Сегодняшее подвешенное состояние слишком нестабильно и не может держаться ещё несколько десятилетий.

Ждём.