Попросили написать на “Грани” комментарий о возбуждение дела против Петра Павленского. Как эксперта по уголовным преследованиям, так сказать. На первый взгляд, мы с ним в похожей ситуации: оба совершили художественно-политические акции в местах связанных с властью (Красная Площадь и Верховная Рада), оба использовали своё тело, обоим инкриминируют хулиганство, наши политические взгляды лежат примерно в одной плоскости.
Но есть существенная разница как между нашими действиями, так и между характером репрессий.
Я, совершил, в первую очередь, не художественный, а активистский жест, путём прямого действия реализовал свою свободу высказывания, противопоставив его цензуре. Я осознанно попробовал на прочность рамки закона и морали (юридический эксперимент, ага), хоть и получил немного неожиданный результат, на тюрьму всё же не рассчитывал. Конечно же, была в моих действиях и художественная составляющая (так утверждают специалисты, кто я такой, чтобы спорить со специалистами?), но её основное содержание было политическим.
Пётр в первую очередь художник. Да, радикальный, да, критичный, да, политизированный. Но если я шёл в лобовую атаку против конкретных инициатив власти, то бунт Павленского носит более абстрактный характер, он требует осмысления и рефлексии. Пётр действовал в символическом поле, не ставя своей непосредственной целью прямую конфронтацию. Так что поведение властей в деле Павленского можно сравнить с преследованиями Мавроматти, Тер-Оганьяна, Ерофеева и Самодурова или Краденого Хлеба.
Меня арестовали на “месте преступления” и возбудили дело уже через несколько часов после задержания. Обвинение настойчиво отрицало политический подтекст в ходе всего процесса, хоть именно на политической природе “сатанинского шабаша” настаивали безумные свидетели, показания которых меня и посадили. Защита и свидетели обвинения в униссон говорили о политике, но прокурор с судьёй предпочли не слышать. Официальная версия моих приключений такова: “пришел какой-то дурак с подругой под Верховную Раду потрахаться. Да вот захотелось ему. И журналистов позвал. Зачем? Да просто так”. В приговоре было прямо сказано, что политическую акцию я придумал уже постфактум, чтобы уйти от заслуженного наказания. Заказ от “блюстителей морали” в деле хоть присутствовал, но слишком вялый и нечеткий: в Украине шла смена власти, кресла под чиновниками качались и никто не мог себе позволить слишком уж увлечься моими гонениями, так что уголовный процесс шел преимущественно по инерции. Власть рефлекторно вцепилась в меня в первые минуты, а после этого она уже просто не могла разжать зубы, дрессура не позволяет.
С Павленским всё по-другому.Менты сразу поняли, что перед ними “художник-акционист”. Его выпустили вскоре после задержания, но не от широты душевной, а потому что понимали, что он, будучи публичной персоной, никуда от них не денется. Решение о возбуждении дела принимали неторопливо, осознанно, взвесив все за и против. Этим занимался не туповатый следователь и не начальник райотдела, сигнал явно шел с самого верха. И, главное, власть абсолютно честно и искренне признаёт политический характер репрессий. В моём случае основная борьба шла с бюрократической машиной, которой, по сути, было наплевать на форму и суть моего высказывания, она и самого-то высказывания в упор не видела, работая автоматически и по инерции, а здесь репрессии направляет политическая воля. И это гораздо страшнее и опаснее. После “двушечки” Pussy Riot трудно оценивать какие-либо прогнозы, но верить в гуманизм российских властей не приходится, только лишь постоянное давление на всех уровнях сможет вынудить их закрыть дело или свети всё к условному приговору/штрафу. Грамотная адвокатская работа, безусловно, важна, но решение этой ситуации имеет не юридический, а политический характер.
3 комментария “О деле Павленского”
дележ на “политический” и “художественный” очень на руку разным гадам
ну, я не так чтобы жестко делю. и тем более не противопоставляю. но в случае Павленского логика властей гораздо более жесткая, чем в моём.
Все верно, Саша, эстетика и политика безусловно переплетены в обоих случаях, но только в том, что и там и там для высказывания используется публичное поле, так как и для политического и для эстетического акта требуется публичность. Но на этом начинаются различия, которые надо как раз выявлять и анализировать, а не валить все в одну кашу арт-активизма. Прагматика ваших с Павленским акций для меня очевидно нетождественна.