Акселерация и свобода

Противопоставление индивидуальной свободы и прогресса – излюбленный прием  сторонников сильной руки. Это в равной мере касается защитников сталинских методов индустриализации или же адептов  рыночно-палочной утопии Ли Куан Ю. С другой стороны, ту же дихотомию “свобода против прогресса” поддерживает и множество разного рода левых и анархистских неолуддитов.

По мнению любителей прогресса из-под палки, неорганизованная и аморфная масса людей функционирует недостаточно эффективно. Люди слабы и ленивы, они глупы и не понимают своего счастья, они топчутся на месте или пятятся, вместо того, чтобы стремиться вперед. Жесткая иерархичная (и, как правило, репрессивная) система может помочь им наиболее эффективно реализовать свой потенциал и прийти в конце-концов к долгожданному счастью. Неолуддиты предпочитают видеть в прогрессе исключительно выгоды для тех, кто и так обладает силой и властью. Новые технологии – оружие в руках правящего класса, которое неизбежно будет использовано для укрепления его диктатуры. Аккумуляция власти в руках меньшинства- оборотная сторона аккумуляции капитала, диктатура неизбежна, так как сильная рука сможет гораздо эффективнее подгонять труженика, крутящего тяжелые шестерни капиталистического производства. “Счастья” в таком будущем левые и анархисты разумеется не видят, наоборот, видят они лишь рабство и безысходность. Каждое мгновение враг становится сильнее, а его инструменты насилия и контроля – совершеннее. Что делать с этой надвигающейся бездной левые не знают. Те, что подальновиднее – грустят, как, к примеру, Славой Жижек, те, что попроще – гонят от себя дурные мысли ритуальным активизмом.

На самом деле, любители связывать прогресс с несвободой, независимо от того какую сторону баррикад они занимают, ошибаются в главном. Прогресс не только немыслим без свободы, он неизбежно способствует освобождению. В каком-то смысле прогресс сам по себе и есть непосредственное проявление свободы.

Сторонники модернизационных диктатур, способных на скорую руку изготовить атомную бомбу из сохи и запустить в космос ракету, работающую на слезах и лагерной пыли, не учитывают, что все успехи тоталитарных режимов носили краткосрочный характер. Да, действительно, в способности к мобилизации отказать диктаторским режимам нельзя. И СССР, и нацистская Германия демонстрировали очень впечатляющие темпы развития военных технологий и связанных с ними областей науки и техники. Бедный и находящийся в тотальной изоляции режим КНДР смог создать ядерное вооружение: роскошь, которую не могут себе позволить куда более благополучные государства. Экономическое чудо КНР, где свобода рынка совмещается с полицейским государством и продажей казненных на органы, соседство высоких технологий и исламизма в Саудовской Аравии тоже заставляют задуматься о том, что диктаторские, автократические режимы, и даже теократическая монархия могут демонстрировать чудеса эффективного менеджмента.

Но все эти успехи следует рассматривать в контексте. Ни одно государство (даже КНДР) никогда не находилось в полной экономической и тем более информационной изоляции. Это справедливо даже для прошлого века и уж тем более справедливо для сегодняшней информационной эпохи: ни один железный занавес, ни один “великий файрвол” не останавливает свободного потока информации. И новаторские инженерные решения, и фундаментальные научные исследования, и достижения культуры, так или иначе, рано или поздно, оказываются всеобщим достоянием.

Иерархические, построенные на тотальном контроле и подчинении структуры вполне открыты для знаний: они могут успешно аккумулировать, использовать и даже приумножать достижения свободных обществ. Отсутствие этических ограничений и уважения к индивидуальной свободе и неприкосновенности способно ускорить многие научные исследования и введение технических новшеств (опыты над людьми перестают быть проблемой, можно также пренебречь негативный воздействием на окружающей среды и т.д.). Но все эти преимущества со временем полностью сводятся на нет самой природой несвободного общества. Аккумулирование власти в руках меньшинства невозможно без создания структур, способствующих удержанию этой власти. Устойчивая власть в верхах требует устойчивой власти внизу, иерархия тяготеет к вертикальной организации. Обитатели нижних ярусов пирамиды власти точно так же будут пытаться укрепиться, избежать потери своего привилегированного статуса. Любая устойчивая к переменам, основанная на самоукреплении система боится развития. Она боится любого социального прогресса, она боится того, что может его подтолкнуть. Это губительно и для прогресса научно-технического. Страх перемен убивает любую фантазию и возможность творческого поиска, который необходим и ученым, и инженерам.

Судьба генетики и кибернетики в СССР – яркий пример подавления развития науки структурами власти. Научные институции, поставленные на службу власти и идеологии, всегда функционируют по правилам, определяемым этой идеологией. Это значит, что чиновник в этой системе будет всегда выше исследователя, карьерист-политик – выше ученого. Любой же карьерист, любой чиновник, в первую очередь, работает на поддержание и расширение собственной локальной власти, к укреплению той структуры на которую она опирается. Инновации всегда, так или иначе, несут в себе риск разрушения этих структур. Таким образом, у диктаторов (мелких, локальных и тех, кто сидит на самом верху) есть выбор. Можно ограничивать свободу мысли, пропуская лишь те новшества, которые можно непосредственно поставить себе на службу и отбрасывая все прочие. Со временем, это приведет к отставанию: можно долго подъедать интеллектуальные объедки более свободных обществ, но объедки останутся объедками.  Другой путь – сохранить островки крамолы и свободомыслия. Приветствовать новое или, по крайней мере, не мешать ему. Более умные диктатуры позволяют создание эдаких изолированных “очагов свободы” – к примеру в университетах, входя в симбиоз с собственными критиками.

Возможно и более глубокое расслоение общества: прослойка “свободных людей”, двигающих вперед науку и культуру и бесправная масса, находящейся под властью полицейского сапога.  Но все эти попытки совмещения двух систем нестабильны: островки крамолы и свободомыслия имеют тенденцию к расширению. Сахаров-изобретатель водородной бомбы идёт в комплекте с Сахаровым-правозащитником. Это не всегда работает для конкретных людей (среди великих ученых взятых по отдельности были и идейные лоялисты, и подлецы), но всегда – для групп (среда рождающая научные открытия и технические инновации всегда будет порождать фронду).

Стоит позволить пробиться сквозь асфальт  одному ростку свободы – структура власти будет нарушена и через какое-то время, на месте ровной дороги к светлому будущему, проложенной мудрым вождем, будут бушевать джунгли. Обладатели власти понимают это, и рано или поздно полицейский сапог неизбежно начинает вытаптывать растительность. А это значит, что  “модернизационная диктатура” перестает быть модернизационной или же диктатурой. В самом этом понятии заложено  самоуничтожение.

Идеи “Темного Просвещения” о “прогрессе через реакцию”, “археомодерн” и прочие современные перепевки фашистского футуризма в конечном счете ведут в тупик. Ради краткосрочного ускорения правые акселерационисты готовы принести в жертву будущий прогресс. Выступая за устаревшую и бесполезную в новом мире свободу быть угнетателями – они пытаются стать, пусть даже неосознанно, архитекторами тех структур, которые будут сдерживать будущее, а вовсе не приближать его наступление.

Прогресс – слишком сложен,  чтобы его  было можно однозначно поставить на службу правящему классу. Более того, сам по себе капитализм – куда более сложная система, чем власть привилегированного меньшинства, эдаких “буржуев в цилиндрах” из Монополии, которые ломают голову как бы еще поэксплуатировать простой народ, чтобы выжать из него еще больше прибыли. И даже если мы выделим чиновничество в отдельную прослойку  со своими интересами отличными от интересов буржуазии – это не особенно  прояснит всю картину. Современный капитализм – это постоянно-усложняющаяся система из миллионов, миллиардов взаимосвязей, в которой отдельный человек, каким бы богатым и могущественным они ни был, играет всё более ничтожную роль.

Система – это не люди и не тайные общества, система – это нечто гораздо более обширное и замечательное. Миллионы нитей, в которых все – марионетки и нет кукловодов. Это и есть тот “Собор” которого боятся и который так ненавидят неореакционеры. Единственная цель этого сложного механизма – делать так, чтобы марионетки плясали все быстрее, и всё больше, создавая новые нити и всё дальше усложняя этот безумный театр. А это значит, что те, кто мешают ускорению  – согласно внутренней логике системы должны ликвидироваться.  Система пожирает сама себя, но это не самоуничтожение, а, напротив, самосовершенствование, система, которая перестает себя жрать – гниёт и деградирует.

Вас пугают роботы-полицейские? Представьте себе наглых, самоуверенных  ментов упивающихся своей жестокостью и всевластием, которые завтра останутся без работы, и без статуса. Станут не просто никем, а хуже чем никем. Именно человеческий фактор является главным источником беззакония и жестокости правоохранительной системы. Садизм нерационален, жестокость неэффективна, а это значит, что решения принимаемые машиной будут куда более гуманными, чем решения тупых ублюдков в погонах. Вас пугает тотальная слежка за финансовыми операциями? Представьте себе армию бесполезных чиновников, перекладывающих бумажки из папки в папку и требующих взятки за выполнение этой бессмысленной операции, всех этих вахтеров-переростков превращающих свою мизерную власть в капитал. Их попросту не станет, вся эта кабинетная плесень перестанет  существовать благодаря автоматизации. Нет, конечно же, будет период, когда новые технологии окажутся на службе мента и чиновника, но он будет крайне коротким и закончится для них плачевно. Единственный их шанс продлить время своего торжества – замедлить неизбежное, позволить будущему наступить наполовину, оттянуть  тот момент, когда система научится двигаться без помощи человеческих марионеток, запутать нити и сделать движения предсказуемыми. Практически все режимы, как демократические, так и авторитарные, стремятся именно к этому, к заморозке. Отличается лишь доступный им инструментарий: диктатуры могут дольше и успешнее сопротивляться переменам.

Рано или поздно мы неизбежно придем к конфликту интересов между государствами, желающими сохранить статус кво, и крупной транснациональной буржуазией, которая будет желать дальнейшей экспансии, роста, оптимизации. Национальные государства, которые раньше выступали своего рода гарантом защиты интересов буржуазии от феодалов, в мировом масштабе превращаются в таких же феодалов. Границы, которые раньше защищали, превращаются в преграды, которые замедляют. А это значит,  что они должны быть уничтожены.

Но и это не финальное противостояние. Доев свой хвост змея примется за свою ставшую ненужной голову.  Капитализму  на определенной стадии развития начнет мешать именно как раз то, что и критикуют в нем левые: кризисы перепроизводства и дефициты, вызванные неэффективным распределением ресурсов, бедность, не дающая людям потреблять и, соответственно, наращивать масштабы производства. Неравенство и эксплуатация могут быть выгодны конкретным капиталистам (да практически всем без исключения), но на определенном этапе они перестают быть выгодны капитализму как системе. А значит, что система будет вынуждена эти ограничения преодолеть. И тот самый “буржуй в цилиндре”, владелец средств производства, профитирующий от несовершенств капитализма, отправится на свалку истории вслед за чиновником,  ментом и национальным государством. Маркс был прав, говоря, что буржуазии выращивают собственного могильщика, он лишь неверно его обозначил: могильщиком капиталиста будет не пролетарий, а сам капитализм.

Окончательно вывести нас за рамки спектакля сможет не обрыв нитей (который только лишь сделает представление более затянутым), а замена людей на других, более талантливых актеров. И в наших интересах приблизить этот момент.