Трушевский как зеркало

Совокупляющийся на улицах художник-акционист Александр Володарский вынужден написать о деле художника Трушевского, хотя мне очень не хотелось этого делать.

Антон [ljuser]halfaman[/ljuser] вот пишет о корпоративной солидарности и о том, что “своих” нужно защищать в любой ситуации. Подход этот я порицаю.
“Своих” нужно защищать в следующих случаях:
1) Когда участника определённого сообщества преследуют за принадлежность к этому сообществу. Т.е. когда члена партии бьют за его политические убеждения вся партия должна за него вписаться. Трушевского, в отличие от Ерофеева или Тер-Оганьяна, судят не за творчество, а за изнасилование пьяной женщины, которое не позиционировалось как творческий акт и не несло никакой смысловой нагрузки, поэтому вариант 1. изначально ни при чём (впрочем “творческим актом” изнасилование быть не может).

2) Когда участника сообщества преследуют по ложному обвинению, либо по обвинению в преступлении, которое преступлением не является, в принципе, практически любой вид victimless crime (наркотики, порнография, пиратство, оскорбление чувств верующих и т.д.). В таком случае вписываться должны не только члены сообщества, а вообще все приличные люди, но члены сообщества должны проявлять особую солидарность, потому что страдает “свой”.
В случае с Трушевским этот вариант тоже не катит – изнасилование это преступление в котором есть пострадавшая сторона, есть жертва, я не вижу никаких легитимных причин для оправдания изнасилования.

3) Когда поступка, являющегося причиной для преследования, не было. Как и во втором случае, помогать в таких ситуациях должны все приличные люди. Отсутствие факта преступления – единственный аргумент, которым можно было бы обосновать защиту Трушевского, если бы он сам не признался в том, что насилие с его стороны имело место, причём признался в весьма наглой форме.

4) Когда наказание нелогично и непропорционально. Человек плюнул на тротуар, а ему за это отпиливают голову. В случае Трушевского никакого наказания ещё не последовало, он находится на свободе, под подпиской о невыезде и скорее всего отделается условным сроком. Так что говорить об избыточном наказании не приходится, наказания не было вообще и не факт что будет.

Вариант 1 мы сразу отбрасываем, остаются варианты 2, 3 и 4: Трушевского защищают люди уверенные в его невиновности, уверенные в том, что изнасилование пьяной женщины не является преступлением или уверенные в том, что уголовное преследование – слишком строгое наказание для за совершенный проступок.

Ни к одной из трёх категорий не отношусь.

И вообще, изнасилования это безусловное зло, которые оправданию не подлежат.
А что касается критиков Трушевского “справа”, которые пытаются заодно с ним почему-то разоблачить и левых с либералами, замечу, что желание и потребность насиловать, унижать партнёра – это следствие реакционной патриархальной морали. Подавление сексуальности неизбежно влечёт за собой её переход в извращенную форму, это необходимо заучить и повторять как мантру. В принципе, весь консерватизм – это ничто иное как желание грубо выебать пьяную беспомощную женщину, только в роли пьяной женщины предстаёт Родина (“да она же сама этого хочет, ну и что, что в синяках и кровяка из носа, ей же нравится, я же люблю её, суку…”).
Что самое интересное, пьяной женщине, если она взращена в той же традиции, что и насильник, действительно может понравиться. Лишь этим объясняются все политические успехи консерваторов.

Хорошо понятно почему патриотическая общественность так ополчилась на Трушевского, он – кривое зеркало, в котором в гротескной форме отражается весь правый дискурс.
Когда трушевские насилуют девочек, у них за спиной стоит Холмогоров и сладострастно пускает слюни (дрочить он не может, руки заняты иконой).

В сложившемся конфликте между консерваторами, требующими распятия “дегенеративного художника” и художниками защищающими “собрата по цеху” не вижу причин поддерживать ни одну из сторон. Единственная, кто заслуживает в этой ситуации солидарности и поддержки – это жертва.