Ложное знание

Я уже писал о той патологической любви, которую некоторые люди испытывают к “горьким лекарствам”. Процесс исцеления от болезни должен быть мучительным и неприятным, иначе это не настоящее лечение. Учёба может быть эффективной лишь если она идёт рука об руку с насилием и унижением. В политике надо быть как можно более жестким – наказания должны быть суровыми, власть – строгой, реформы – непопулярными.
Чем хуже – тем лучше.
Такая вот вульгарная диалектика для дурачков. На самом деле, можно определить эту обывательскую тягу к страданиям как продукт вырождения настоящих инициатических обрядов, которые предполагают смерть (иногда символическую, а иногда и самую настоящую) в качестве неизбежного этапа становления. Но эта тема для отдельного разговора, речь о другом.

Эта формула “чем хуже тем лучше” забавным образом преломляется в голове у людей занятых политикой (я имею ввиду не дельцов, изначально идущих туда за заработком, а искренних энтузиастов). Что самое ценное может быть для того, кто тратит свою жизнь и время во имя идеи? Не жизнь и даже не свобода. То есть, тушка-то, конечно, боится потерять и то, и другое, но у разума есть другой страх, более возвышенный, хорошо описанный у Ницше:

Хотя трусливый человек внутренне всегда говорил “нет”, он устами всегда говорил “да”, даже и на эшафоте, когда умирал за воззрения своей партии: ибо рядом с ним стоял один из его старых товарищей, который словом и взором так тиранизировал его, что он действительно весьма достойно встретил смерть и с тех пор чувствуется как мученик и великий характер

И если смелость против собственной воли где-то глубоко внутри воспринимается как величайшая трусость, то величайшей смелостью тогда могло бы стать полное отречение от собственных идеалов. И чем грубее, тем лучше. Предать то, ради чего живёшь – трудно представить себе более горькое лекарство. Отречься от собственных принципов, убить в себе романтика, как пел Ермен, растоптать идеалы юности (а то и насрать на них) – что может быть величественнее и возвышеннее? Тем более, что это вполне согласуется с потребностями и желаниями тушки.

Это объясняет то, почему анархическое (и если брать шире – всё левое) движение вполне можно назвать “фабрикой предателей“. Предатель часто не ощущает собственного малодушия, напротив, он видит в нём величайшую доблесть. Только вот, профаны, освоившие искусство умирания, забывают, что после этого надо ещё и суметь воскреснуть. Разобрав свою душу на кусочки, её следует собрать обратно – смысл инициации именно в этом.
Живые трупы, прошедшие испытание отречением лишь до половины, свято уверены в том, что узрели высшую истину и громко проповедуют её, дыша разложением и являя всему миру копошащихся во рту червей. Не то, чтобы это меня сильно травмировало, но всё же зрелище эстетически-непривлекательное.

Успешного гниения.