Vous êtes Kobzon

Высказывания формата “je suis victime”, которыми не брезгуют пропагандисты по все стороны баррикад, иногда звучат просто неуместно, а иногда как циничная издевка. Началось это с России, если я не ошибаюсь. “Я – Донбасс” для них было формой ответа на “Я – Шарли”, дескать, вот посмотрите, тут у нас есть не 12 трупов, я гораздо больше трупов, так что давайте вообще забудем про Шарли, а то тут Рамзан Ахматович обижается. А потом понеслось. “Я – мальчик Ваня [которому оторвало ноги]”, “Я – Донецк/Луганск”, “Я – Одесса” (вспоминая пожаре в Доме Профсоюзов), “Я – какое-то свежее кровавое событие или географическое название где происходят/происходили кровавые события”.
Украинская сторона не нашла ничего лучше, чем ответить “Я – Волноваха”, потом (уже тише) прозвучало “Я Харьков”, но ширятся и другие варианты.

Объясняю в чём нелепость. Высказывание “Я – Шарли”, с которого всё и началось, не обозначает “я скорблю по Шарли”. Оно обозначает “я ставлю себя на место Шарли, Попробуйте убить и меня”. Т.е. смысл такой – нас много, мы все солидарны с правом журналиста на высказывание, всех не перебьешь. Это вызов террористам, вызов цензуре, если угодно. Он стал интернациональным, т.к. религиозный терроризм и покушение на свободу слова – интернациональное явление. Этот вызов актуален и во Франции, и в России, и в США, где угодно. Важным высказывание “je suis Charlie” было в арабских странах, было важно, когда его поддерживали мусульмане. Это был вызов, это была борьба. У нас формула “je suis – …” используется в контексте “у меня болит душа за …”, а на самом деле она значит: “я готов рисковать как …”. Пусть печальный, но боевой и жизнеутверждающий лозунг у нас незаметно подменили скорбью, причём часто скорбью лицемерной. Потому что очень часто человек, искренне убеждающий себя и окружающих в том, что он разделяет чужие страдания жертвы, незаметно начинает требовать от окружающих, чтобы и его рассматривали как жертву. “Меня на Донбассе бомбили, меня в Одессе жгли, в танке горел, в самолете падал, а потом расстреляли меня фашисты”. Человек настолько входит в роль, что даже забывает о том, что видел Донбасс и Одессу только на экране монитора. Но он уже искренне уверен, что он – полноправная жертва, и готов в горло впиваться своим воображаемым обидчикам.

“Я – Донбасс” может писать лишь человек, находящийся под бомбежками, или же побывавший там. Быть “Донбассом” из Москвы нельзя, заткните уже свои пасти, диванный фронт Новороссии. Я – уроженец Луганска проживший там 15 лет не чувствую себя сейчас вправе писать “Я – Донбасс”, поскольку не побывал в зоне боевых действий. “Я – Одесса [дом профсоюзов]” может писать человек действительно дышавший там угарным газом. Ни Егора Холмогорова, ни Егора Просвирнина, ни Дмитрия Зыкова там, к сожалению, не было. Скорее им подошла бы формула “je suis Albu”, в честь Алексея Албу, депутата, загонявшего людей в Дом Профсоюзов на убой и благополучно ушедшего живым. Но Албу себя, по крайней мере, хоть какому-то риску подвергал, а не дистанционно призывал наивных дураков “бороться за Новороссию”. А Холмгоров призывал. И теперь Холмогоров в своих фантазиях сразу и Донбасс, и Одесса, и Славянск, и цветок рододендрон на берегу озера, а те, кто Холмогорову поверили – трупы.

Теперь к украинской стороне: “Я – Волноваха” – попытка выразить сочувствие и солидарность с мирным населением Донбасса, которых долгое время не хватало в украинском публичном пространстве. Но вот это стремление скопировать “модную” форму навредило содержанию, исказило его. Вы в зоне боевых действий, по вам стреляют? Если нет, то вы точно не Волноваха. Даже если вы в зоне боевых действий – вы всё равно не Волноваха, потому что это ваш сознательный выбор туда поехать, а вот мирное население ничего не выбирало, его поставили перед фактом. Был ещё чудовищный лозунг “Я – Донецкий Аэропорт” на каком-то митинге, хорошо, что не получил распространение. Называть себя “Донецким Аэропортом” не будучи причастными к его обороне – это как цеплять чужие боевые награды купленные на рынке, причем цеплять вверх ногами.

Что касается “Я – Немцов” прозвучавшего на митингах 1-го марта, то в России это могло бы быть в какой-то мере уместно. В конце-концов, с активизацией “Антимайдана”, каждый участник оппозиционного движения рискует. Только вот, боюсь, что далеко не все люди, использовавшие этот лозунг, вкладывали в него именно жизнеутверждающий смысл (“всех не перебьете”), его просто задействовали как модную замену для “помним, скорбим”. Хотя тут сохраняется поле для интерпретации.

Вообще, мода называться чужими именами и названиями приобрела после Шарли интернациональный размах. Часто встречал такое в Германии. Вот сидит какой-то немец “антиимпериалистических” убеждений в сытой европейской стране, иногда выходит на митинг флагом помахать (иногда красным, а иногда и зеленым за Джамахирию), и гордо там всем говорит: “Я – Донбасс, Я – Сирия, Я – Ливия, Я – Вьетнам, Я – Палестина”, ну и так далее, по всему глобусу проходится. За всех болит сердце у немецкого “активиста”, за множество мест в которых он не был и вряд ли побывает, за места, о которых он не знает ровным счётом ничего. А потом, наслаждаясь чувством морального превосходства над кровавыми империалистическими собаками, активист отправляется на концерт на сквоте и бухает там, и за Сирию, и за Ливию, и за Палестину, и особенно за Донбасс. Мировая скорбь велика и активисту приходится постараться, чтобы испить её до последней капли.

Забавно, что русские депутаты, сказавшие “Я – Кобзон”, куда точнее ухватили изначальный смысл высказывания, чем большинство ретрансляторов. Они действительно ставят себя на место Кобзона, и действительно могут разделить его участь. Оставаясь слугами путинского режима, они рискуют стать невыездными. Так что да, они и в самом деле Кобзон, заслужили.
Но мы, к счастью, не Кобзоны. Так что не надо приписывать себе чужие страдания и уж тем более чужие подвиги. Это отвратительно выглядит. Понятно, что Холмгоровы и Зыковы этого делать не перестанут, но давайте хотя бы мы не будем уподобляться упырям.