Querfront и поиск альтернативы

В немецком языке есть ёмкое понятие Querfront. Querfront можно дословно перевести как “поперечный фронт” и в то же время как “неправильный фронт”. Под ним понимают сотрудничество между левыми и правыми радикалами, которые выступают вместе, единым фронтом, образуя единую силу. Самый близкий аналог в русском языке “красно-коричневые”, но он, традиционно, закрепился за имперскими сталинистами. На самом деле, понятие Querfront гораздо шире.

Классический пример такого объединения – штрассерианцы. С одной стороны они были близки к национал-социалистам гитлеровского толка, а с другой – проводили общие акции с коммунистами Тельмана. Более современный наглядный пример, который можно сдать в палату мер и весов – Национал-Большевистская Партия. Как правило, “поперечный фронт” отрицает лево-правую дихотомию, ставя во главу угла абстрактную “революционность”, ради которой можно забыть о тактических разногласиях. В этом и кроется главная ловушка подобных движений. Они объединяют людей на основе иррациональных ценностей, в основе их притягательности лежит поэзия и романтика, а не трезвый расчет. Поэтому они легко оказываются привлекательными и для анархистов, особенно анархистов стихийных. Ведь даже такие идеалы как “социальная справедливость” или “свобода”, без более-менее четкой дефиниции этих понятий, очень легко ставятся на службу реакции. Левый коллективизм очень легко и незаметно подменяется коллективизмом правым. Групповая идентичность оказывается важнее индивидуальности. В то же время, сильные личности получают (якобы от коллектива) формальную или неформальную власть подчинять себе слабых, подавлять их свободу ради реализации своей. В результате, мы получаем более-менее классический фашизм, который вполне может долгое время носить маску “аполитичности” или позиционировать себя как “третий путь” по ту сторону правых и левых.

“Поперечный” красно-коричневый фронт ярко проявил себя на Донбассе. Бывшая пиарщица Губарева Юлия Малькина с восторгом пишет:

“Донецьку вдається послідовно відстоювати власну позицію через те, що там не дивляться ні на походження, ні на мову, там приймають людей такими, якими вони є. Там відкинули ксенофобію, релігійні протиріччя і навіть ідеологію задля поставлених цілей. Про цілі я судити не берусь, я не завжди згодна із ними, як і з методами, проте у мене викликає захоплення, коли комуніст може стояти у боротьбі пліч о пліч із монархістом, захищаючи пам’ятник Леніну, не з’ясовуючи стосунки сторічної давнини, де на шевроні може співіснувати імперка із серпастим молоткастим червоним (так, товариство, у постмодерні живемо)”

На самом деле, Юлия зря бросается словами, выученными ей в Киево-Могилянской Академии. Как уже было сказано выше, единство “правых и левых” существовало задолго до того как появилось само понятие “постмодерн”. В соседстве имперки и серпа-молота нет ровным счетом ничего нового. Даже Александр Дугин, один из идеологов донбасской красно-коричневой каши, возводит свою историческую традицию к евразийцам 30-х годов, к белоэмигрантам, которые видели в СССР “новое издание” Русской Империи, поскольку были уверены, что красный растворится в коричневом. И они оказались правы.

Но это всё примеры достаточно известные и наглядные. Проблема в том, что Querfront – это не только нацболы и евразийцы, это не только немецкие “Демонстрации по понедельникам”, которые под антивоенными лозунгами собирают ультраправых конспирологов вперемежку с “левыми” русофилами. Это не только итальянский Каса Паунд или национал-автономы.

Трагедия левых в том, что красного без примеси коричневого не осталась. Querfront – это практически любая крупная левая политическая сила, любое более-менее широкое левое объединение. Это “евроскептики” и “антиимпериалисты”. Это чучхеисты. Это адепты “боливарианской революции”. Это сторонники Сиризы, Подемос и Die Linke. Это “левые за ДНР” и “левые украинские патриоты”. Даже декларируя приверженность “левой традиции” они структурно являются правыми. Они твердят о том, что “другой мир возможен”, не предлагая никаких внятных путей достижения этого “другого мира”. В лучшем случае левые ставят временные заплатки на капитализм, в худшем – приумножают и приветствуют неравенство и диктатуру. Вера левых в “другой мир” носит иррациональную, религиозную природу. А когда вера становится сильнее чем здравый смысл – побеждают правые, консервативные силы. В том числе они побеждают в головах у людей зовущих себя “левыми”. По сути, недавний ажиотаж с поддержкой Сиризы и был ничем иным, как религиозным ритуалом. Вся лево-интеллектуальная масса, от Жижека до последнего РСДшника слилась в экстазе в ожидании прихода к власти “настоящей леворадикальной силы”, хотя её предательство и позор были не просто предсказуемы, а неизбежны. Левые были неотличимы от православных бабушек в платочках, которые рвутся в очередь облобызать очередные “святые мощи”, фальш которых очевидна. Но вера в чудо оказалась сильнее здравого смысла.

Европейские левые от европейских правых сегодня отличаются разве что позицией по вопросу миграции. Но это отличие символическое, не структурное. Левые любят демонстрировать показной гуманизм, но даже вопрос о безвизовом режиме для стран Восточной Европы расставляет всё по своим местам. Лозунг о разрушении “крепостной стены” вокруг ЕС оказывается не более чем фикцией. Любовь к немногочисленным приезжим с Ближнего Востока не мешает парламентариям от Die Linke всячески препятствовать наплыву украинских гастарбайтеров. Ближе к границам ЕС лицемерие становится нагляднее. Правление “левой” Сиризы в Греции не мешает ей жестоко обращаться с мигрантами из Сирии, а поведение греческих полицейских вполне сравнимо с поведением полицейских в “правой” Венгрии. Греческие “коммунисты” из КПД не так давно, фактически, устроили рейд с выселением мигрантов на острове Лесбос, действие вполне в духе ультраправых.

Растущая популярность левых популистов и евроскептиков является индикатором глобального кризиса капитализма. Но она не дает никакой надежды на выход за пределы капитализма. Левые могут предложить лишь путь ведущий в тупик. Говоря о возможности “другого мира”, своей деятельностью они всякий раз манифестируют именно его невозможность. Каждый “леворадикал”, ставший партийным функционером – это горсть земли на могилу нерожденной революции. Каждый голос в поддержку очередной левой партии – плевок на эту могилу. Активность левых субкультурщиков, “интеллектуалов” и деятелей культуры, в лучшем случае, – попытка украсить эту могилу цветами.

И проблема вовсе не в том, что “левые” испортились, и не в том, что они отступили от традиции. Они как раз верны своей традиции. Настоящей, а не романтическим выдумкам. Традиции, которая может предложить нам либо кровавую сталинистскую контрреволюцию, либо “мягкую” контрреволюцию в духе европейской социал-демократии. В реальности не существует и никогда не существовало “красного” без “коричневого”. Чистенькие левые интеллектуалы способны существовать только лишь лабораторных условиях, в виртуальной реальности университетских кафедр, художественных выставок и литературных кружков. Их чистота – не от любви к гигиене, а из-за того, что они грязи в глаза не видели. Когда заходит речь о “реальной политике”, оказывается, что даже самые чистенькие из этих свиней мечтают в ней изваляться. Левые не способны предложить в глобальном плане ничего, кроме грязи, крови и предательства. Единственный способ не замараться и остаться верными себе, придерживаясь лево-либертарных взглядов – не пытаться выйти на глобальный уровень, а заниматься локальными вопросами: помогать беженцам, участвовать в трудовых конфликтах, бороться против случаев полицейского беспредела. Хорошие, нужные и полезные дела, на которые и жизнь потратить не жалко – но вот “другой мир” они ни сами по себе не приближают.

Именно поэтому нам нужен другой путь. Не “третий путь”, объединяющий правых и левых, а путь, в равной мере противостоящий правым и левым.
Путь, ставящий идеи и разум выше идеологий. Путь, враждебный любому консерватизму и традиционализму. Путь революционного нигилизма, навсегда оставляющий в прошлом законы и лицемерную мораль. Путь к личной свободе, лежащий через кооперацию свободных людей.

И этот путь нужно прокладывать заново, выходя из тупика, который оставили нам предшественники.
Следует вообще забыть о каких-либо “предшественниках” и исторической традиции.

Лозунг, который сейчас определяет мой поиск, или, скорее, не лозунг, а мантра, позволяющая отрешиться от подражания авторитетам и повторения их фатальных ошибок – ПРОШЛОГО НЕТ.